Что сегодня значит быть феминисткой?

КОНСЬЮМЕРИЗМ КАПИТАЛИЗМ КЛАСС И ТЕЛО

Когда в 2003 году во время моего перфоманса Shop Window я пригласила зрителей принять в нём участие и фотографировать обнажённых женщин разных возрастов в галлерее Václav Špála в Праге, я руководствовалась сильнейшим внутренним инстинктом. Этот инстинкт возник во мне в ответ на гендерную поляризацию, которую я наблюдала на улицах в изображениях женщин на многочисленных билбордах и рекламных вывесках в Праге в это время. Не обращая внимания на продукты, которые они рекламировали, я воспринимала эти образы как выпад в мою сторону, направленный на мою самооценку, на мои надежды в отношении остальной культуры и мужчин в особенности, на мои индивидуальные чувства, вкусы, на мой выбор и желания. Гендерное неравенство и гендерная поляризация по своей природе связаны с капитализмом и консьюмеризмом. Кажется, что даже там, где новое поколение женщин усвоило причины феминизма или, по крайней мере, значение слова «феминизм» - само понятие настолько стало рабом доминирующих консьюмеристских ценностей, что потеряло свою силу и основной смысл, а также способность ставить под вопрос правильность социальных систем. В прошлом месяце в Лондоне я посетила две дискуссии о текущем состоянии феминизма. Во время первой, проходящей в Институте современного искусства, феминизм рассматривался как радикально политическое движение, во время второй, в Женской Библиотеке, больше обсуждался личный опыт и общественный активизм. В конце и обеих участники пришли к заключению, что феминизм на данный момент переживает кризис и призвали к его активизации. Сильнейшие голоса ICA призвали к политизации c точки зрения класса, консьюмеризма и капитализма.
Во время большей части других дискуссий о фиминизме, речь шла об объединении усилий женщин в различных областях, о готовности к неуловимым проявлениям сексизма, в который они сами включены, а также о необходимости уверенности в себе и поиска способов поддержки других женщин. Как хореограф, я предлагаю, чтобы исследования субъективных переживаний тела, а не изображений, стали ещё одним путём к эмансипации. Женское тело отвратительно превращено сегодня в товар, но всё же оно ещё не до конца использовано, а также ещё не понято его потенциальное влияние, восприятие и индивидуальность.


Чехи идут в ногу со временем

Каждый, кто был в Праге летом 2003 и в первые годы нового тысячелетия, наверняка помнит рекламу пива, на которой была изображена кружка с пенистой золотистой жидкостью между широко расставленными, неестественно длинными ногами женщины, одетой только в чёрный бюстгальтер. Подобные развратные изображения находились по всему городу. Они были броски, отчасти смешны, а иногда даже сексуальны — но заставляли меня чувствовать себя никчёмной. Мне нужно было справиться с этим коммерческим выпадом против меня и женщин в целом. Центральным аспектом моей концепции было представить на обозрение обычных женщин разных возрастов на ряду с манекенами за окнами галлереи — то есть якобы в условиях многолюдной улицы с магазинами. Однако, несмотря на рекомендации своего художественного советника, который с самого начала поддержал проект, тогдашний директор пражского British Council, саботировал данный аспект, боясь нарушить довольно расплывчатый чешский закон о «моральной угрозе» в последние несколько недель своего руководства. До последнего момента он настаивал на том, что женщины должны быть в нижнем белье, иначе данный перфоманс не может быть представлен зрителям. В какой-то момент я поняла что полностью обнажённые женщины в окнах галлереи могли превратить перфоманс больше в игру, нежели поставить под сомнение господствующие ценности объективации, однако нагота была необходима как для того, чтобы показать жизнь человека в собственном теле, так и затронуть вопрос личного пространства, конфиденциальности, уважения и доверия. Поэтому в конце концов я решила завесить окна, чтобы заставить зрителей войти непосредственно в пространство галлереи. Я думаю, что в данном случае, это привело к повышению напряжения и конфронтации между зрителем и тем, кто был объектом наблюдения, что было довольно важным аспектом моего перфоманса. Тем не менее мне казалось достаточно ироничным, что мои гуманистические стремления попали под цензуру «моральной угрозы», однако, всякий раз, когда я выходила из дома на улицу, мне приходилось сталкиваться с неконтролируемой, публично принятой деградацией, и объективацией и порнографизацией женского тела с целью капиталистической наживы.
Отрицательные стороны капиталистической западной культуры всегда проникают в страны бывшего Восточного блока достаточно жёстко, быстро и в полном объёме. Тем же летом вышел фильм Вита Клусака и Филипа Румунды «Чешская мечта», который беспощадно разоблачил новый консьюмеризм и язык рекламы, охвативший культуру именно тогда. Так как я была иностранкой в Праге до и во время этого, я могла наблюдать за этими трансформациями, что было полезно для меня. В 80-х, когда я была подростком, я испытала такое же неожиданное расширение потребительских ценностей и рекламы в Великобритании. Тогда я была не в силах этому противостоять, поэтому сейчас я была рада возможности снова включиться в этот процесс, уже как взрослая женщина, и активно реагировать на него с помощью витрин перфоманса Shop Window. Воздействие проекта на обычных чешских женщин засвидетельствовал журнал Elle и получил больше читательских писем и комментариев о реакции на это событие, чем на любую другую статью того же года, так что спустя несколько месяцев Elle снова написал о моем перфомансе. Когда нью-йоркская академия чуть позже поставила под сомнение ценность проекта в «пост-феминистском» обществе, я была удивлена.
Один чешский куратор и мой друг недавно напомнил мне, что «чехи идут в ногу со временем», и период абсолютно беспрепятственного и неконтролируемого маркетинга был относительно коротким и быстро адаптировался к более широким западным нормам. Современные рекламные изображения в Чехии являются более искусными нежели в Великобритании, где я сейчас живу, однако во всём западном мире они продолжают укреплять невероятно узкий взгляд на человеческую жизнь строго в рамках капиталистической идеологии. Они препятствуют свободному мышлению, способствуют "неосведомлённому иррациональному выбору" (Noam Chomsky, Chomskian Abstract, Cornelia Parker 2004) и продолжают способствовать как коммерциализации женского тела, так и гендерному неравенству в различных социальных сферах.


Эксплуатируйте себя!

Новая волна феминизма набирает силу и выступает против любой идеи равенства как завершённого проекта. В пример можно привести книгу Наташи Уолтер «Walter’s Living Dolls: The Return of Sexism» (2010), которая активно атакует новую гиперсексуализацию общества и разоблачает миф о якобы «про-женственности».
Кэт Баньярд в своей книге «The Equality Illusion: The Truth About Women and Men» (2010) очень просто представила статистические данные и личные истории, которые иллюстрируют то, что женщины находятся в значительно худшем положении во многих областях, чем мужчины. Баньярд открыла дискуссию «О проблемах феминизма» в Институте современного искусства, опровергнув идею о том, что пост-феминизм — это бессмыслица, а также подтвердила, что "борьба за равенство между женщинами и мужчинами еще только начинается". По её словам, в Великобритании по сей день 100 000 женщин в год подвергаются насилию, 1,5 млн человек страдают от расстройства пищеварения (90% из них - женщины), а в парламенте только 22% женщин-депутатов. Она также говорит о том, что закон о равенстве доходов, принятый в парламенте Великобритании в 1975 году, оказался лишь пустым обещанием, так как женщины по-прежнему зарабатывают на 23% меньше, чем их коллеги-мужчины. Более того, они чаще занимают низкооплачиваемые и неквалифицированные рабочие места. Как и Наташа Уолтер, Баньярд также отметила новую угрозу нашего времени: беспрецедентную коммерческую секс-индустрию и "буквальную порнографизацию культуры».
Нина Пауер, противоречивая, саркастичная и дьявольски харизматичная преподаватель философии в Университете Roehampton, с немытыми волосами, постоянно спадающими ей на лицо, в сказочном желто-сером психоделическом джемпере с короткими рукавами, пошла еще дальше, и рассуждала о том, что феминизм сам был колонизирован консервативной консьюмеристской культурой и остро нуждается в повторной политизации и рассмотрении в более широком контексте капитализма. В предисловии к своей книге «One Dimensional Woman» (1999) она пишет: «Разве желание освобождения женщин двадцатого века не исполняется в торговом рае кулонов в виде «озорных» плейбоевских зайцев и депиляционного воска? Тот факт, что пик так называемой женской эмансипации совпадает с такой прекрасной эпохой консьюмеризма, является печальным знаком политически опустошённого времени».
Главный тезис профессора Пауер вращается вокруг обзора современного рынка труда, критики современного секса и порнографии, атак на правое крыло или ханжеских «моралистов» феминизма и призывов к новому переосмыслению нуклеарной семьи и социальных структур с позиции левых. В том, что она называет «лейборизацией женщин и феминизацией труда», она досадует на то, что женщины и мужчины всё чаще эксплуатируются якобы полной свободой краткосрочных и временных контрактов. В «истинном ужасе современного мира, - она говорит в ICA, - капитализм просит всех себя эксплуатировать». Экономика заменяет ручной труд на работу в сфере услуг, которая в основном выполняется женщинами, преданными системой, которая диктует им «покупать вибраторы и вино», при этом постоянно притворяться умными, грамотными и профессиональными при любых обстоятельствах в вопросах занятости, прав, льгот, рабочих отношений и т.д.
Здесь Пауер проводит аналогию с сексом и говорит о том, что мы должны верить, что получим очень многое от этого, с партнёром или без, что станет признаком нашей новой свободы, и тогда это станет само собой разумеющимся, механическим и «просто ещё одной формой работы». Она жалуется, что, согласно мнению Ариель Леви в книге «Female Chauvinist Pigs: Women and the Rise of Raunch Culture» (2005), эстетика секса была сужена и адаптирована, «презентация секса — как эмансипированного и фиминистского, так и капиталистического, который продаётся рекламой — на удивление гомогенна». Что касается порнографии, «почти все жанры и виды сексуального вкуса удовлетворяются до тех пор пока вы не ищите чего-то эксклюзивного или остроумного. А что если бы история порнографии была бы другой, менее заполненной бритьём накачанных тел, избивающих друг друга, а более сладостной и глупой, и тела не всегда бы функционировали и мурлыкали только как хорошо смазанный механизм.
Она утверждает, что женский опыт и поведение должны быть рассмотрены в условиях конкретного социального и экономического контекста в пределах капиталистической системы. Вместо этого общепринятый морализм, «часто недостаточно проанализированный с точки зрения психоанализа», слишком часто просто осуждает женщин, особенно рабочего класса. В книге «One Dimensional Woman» она также критикует моралистские претензии правых феминисток по поводу освобождения исламских женщин, которые служат пропаганде войны; и предполагает, что насильственные призывы к снятию хиджаба больше связаны с западным чувством дискомфорта из-за того, что женщина отказывается играть по правилам доминирующей культуры, быть видимой (открытой к объективации) больше, чем её собственные права.
Во многих отношениях, ношение паранджи действительно весьма привлекательная перспектива: укрыться длинной накидкой (возможно не обязательно чёрной?), которая спрячет вас с головы до ног и просто удалит ваше тело из ядовитого поля зрения и обсуждения, перевернёт всю ситуацию вверх ногами и позволит скорее смотреть на мир, чем быть в нём видимой. Женщины ещё в начале двадцатого века выбрасывали корсеты в пользу «реформы платья» или «домашнего халата» Wiener Werkstätte, чтобы дать их телам больше места, комфорта и свободы, или, раз уж на то пошло, Айседора Дункан, или Густав Климт, выбирали широкие развевающиеся одежды, под которыми они могли бы позволить своим животам расслабиться, в которых могли бы поднять руки и согнуть ноги. Возвращение к свободным платьям, закрывающим всё тело, возможно, вызвало бы во мне чувство подлинной эмансипации.
Западные женщины открывают на обозрение часть своей плоти, однако ищут уединения за солнцезащитными очками. Благочестивые исламские женщины делают всё наоборот, выглядывая через вырез для глаз в парандже, закрывающей всё тело. Недовольны ли мы, что другая культура, Ислам, даёт право на подобное уединение? Защищает ли паранджа сферу личного пространства тела от взгляда общественности, и это расстраивает нас, потому что наша культура требует, чтобы женщины были доступны? Нина Пауер чрезвычайно пессимистично оценивает потерю личного пространства и потерю субъективности, которые мы испытываем в нынешнем культурном и экономическом контексте. Она заходит так далеко для того, чтобы утверждать, что объективация (которая подразумевает критику субъекта) уже устарела. О сексе она говорит: «Что делать, если нет больше разрыва между внутренней сферой желаний, воли и фантазии, и внешней презентацией себя как сексуального существа?»; о работе и её условиях постоянной доступности и гибкости: «Объективация предполагает, что субъект остается чем-то, что сопротивляется такому давлению, так что мы могли бы протестовать, если бы кто-то пытался лишить нас мужества. Но всё ещё не понятно, позволяет ли современная работа иметь такую внутреннюю жизнь, которую мы бы однажды поняли». Я не до конца разделяю пессимизма Пауер в данном случае, хотя это всё же в некотором смысле позволяет столкнуться с данной проблемой. Перфоманс Shop Window действительно возник из-за ясного осмысления сводящего с ума, неуместного общественного взгляда, который навязывает мне слишком-очевидный-для-меня-но-ещё-не-до-конца-видимый-для-мира субъективный взгляд.


Проблема среднего класса

Принятие и включение различных реальных внешних и внутренних идентификаций женщин были тем, что я хотела показать с помощью Shop Window, и, конечно же, были вещи, которые противоречили читательницам чешского журнала Elle. Рут Холлидей, профессор гендерных исследований и культуры в университете Лидса, выступила в ICA с заявлением о том, что феминистки, как правило, судят других женщин. Она отметила такие тенденции во внешнем виде женщин, которые критикуют феминистки, как «внедрение мужского образа», «героиновый шик» или «порнозвезда». Холлидей изучала этот морализм в контексте классовых систем. Женщины среднего класса утверждают, что "естественное лучше", и поэтому отвергают пластическую хирургию, краску для волос, косметику и т.д. Холлидей замечает, что в Библии быть «естественным» означает быть пассивным, а быть пассивным — хорошо. Быть «фальшивым», или пытаться сделать определенное усилие, чтобы что-то изменить — значит быть активным, а быть активным — плохо. «Что объединяет современный феминизм с Библией?» - спрашивает она. Белые женщины среднего класса, по ее словам, верят в проявление сдержанности, самообладания, и в "респектабельность". «Патриархат требует соблюдения правил этикета, а не выставления себя напоказ». Таким образом, она утверждает, что разрыв может возникнуть между подлинной позицией сопротивления и освобождения и старым средним классом с его моралистической верой в «естественное». «Феминистская позиция не для среднего класса».
Таким образом мы оказываемся зажатыми обществом, которое объективирует, эксплуатирует и сексуализирует в самом прямом смысле слова, подвергает критике феминизм, который на самом деле представляет права женщин не больше, чем другая, более старая, патриархальная, моралистическая точка зрения! "Проблема феминизма", сказал кто-то в ходе последующего обсуждения во время ICA, «заключается в проблеме среднего класса».
Подразумевается, что женщины среднего класса могут, в буквальном смысле, позволить себе сидеть сложа руки и думать о проблемах. Хотя до сих пор они во многом расходятся с мужчинами - в вопросах домашней безопасности, относительного богатства, значения социальных связей и статуса — тем не менее, в отличие от женщин рабочего класса, у них нет необходимости «продавать себя» различными способами. Для женщин рабочего класса, тело является эффективной валютой и потенциалом для осуществления власти в культуре в её нынешнем виде. Женщины среднего класса, могут отступать от «линии фронта» своего тела, несмотря на её преимущества, в то время как женщины рабочего должны использовать её как можно эффективнее. Таким образом, грудные имплантанты, короткие юбки и тому подобное используются женщинами для приобретения большего статуса и видимости в капиталистическом ходе событий. У тех у кого, не остаётся другого выбора, всегда есть возможность продажи собственного тела в секс-индустрии. Чем меньшим вы обладаете, тем дальше вы должны выходить за рамки приличия. Осуждение рабочего класса женщин в контексте системы, которая эксплуатирует женщин в общем, по мнению Холлидей, происходит скорее из-за длительного господства патриархальных западных ценностей, нежели из-за борьбы за права женщин.
Дисскусия «Феминизм 40 лет спустя. Нужно ли нам это?» В Женской Библитеке была более страстной, нежели академической. Под руководством активистской группы Women in Media, которая возникла в 70-х, а также при участии многих других членов различных лондонских женских групп. Во время дискуссии было рассказано множество комических ситуаций о карьере женщин в печатных и телевизионных СМИ в Великобритании, которые были невероятно сексистскими. Эти женщины не критиковали капитализм как таковой, но, учитывая, что они работают в ведущих средствах массовой информации, чувствовали их власть во всех областях. Анна Форд, первая женщина, читающая новости на телевидении Великобритании и ведущая активистка феминистского движения, цитировала статьи, опубликованные в национальной прессе, в которых её тело сравнивали с телами других женщин-ведущих, или писали о «беспокойстве о её хорошенькой головке», с идеями о женской эмансипации. Бидиса, обозреватель The Guardian, которая как минимум на двадцать лет моложе, также описала свой опыт столкновения с сексизмом в искусстве и подчеркнула, что лишь немногие женщины были когда-либо номинированы на различные награды и стали известными. «Женщины остаются непризнанными в мире искусства». Она также отметила, что в текущем сезоне в программе Национального Театра представлено 10 пьес, лишь одна из которых поставлена женщиной, а из 10 новых хореографов Sadler’s Wells (главных театр современного танца в Великобритании), только 3 женщины. Она приводит ещё несколько подобных примеров, а также представляет ещё худшую статистику, опираясь на свою статью в «I’m Tired of Being The Token Woman» («Я устала быть маркированной женщиной») в The Guardian, в которой она представила соотношение женщин и мужчин, которые получили главные призы Великобритании в сфере искусства, стали участниками самых престижных фестивалей и фигурировали в ряде обзоров. В этой статье она также приводит наблюдение, которое проводила в течении трёх месяцев в The Sunday Times: «Я заметила, что они напечатали рецензии на 17 книг, написанных мужчинами, и только на одну, написанную женщиной. Тем не менее каждый день на работе я получаю больше книг, написанных женщинами, нежели мужчинами». Нынешняя система безнадёжно непроницаема. В The Guardian Бидиса пишет: «Истеблишмент, патриархат, мейнстрим, как бы вы это не назвали, не находит женщин интересными. Он заботится о том, чтобы с самого начала женщины были менее заметными. Таким образом, он предоставляет нам лишь малую часть возможностей, стипендий, международных стажировок, престижных рабочих мест, мест в дискуссиях и критике, что после удобно использует для того, чтобы сказать, что «там» не хватает женщин, которые могли бы занять высокие посты. Кроме того, сильно возмущаясь, она объяснила: «В основном женщины, нежели мужчины, ходят в галлереи, покупают книги, рекомендуют друзьям и семье какие-либо мероприятия и организуют поездки. Мы делаем так много ценного, что поддерживает искусство, но чьим карьерам это помогает? [...] Наша энергия используется для формирования мира искусства, в котором наша работа остаётся недооцененной». И что ещё хуже, заметила Бидиса, женщины обвиняются в том, что недостаточно поддерживают друг друга. «Женщины, работающие в сфере искусства и средствах массовой информации, очень скомпрометированы. Мы все чувствуем себя одинаково, но при этом остаёмся бессильны». В качестве примера она привела инцидент с одной известной писательницей, которая принесла свою книгу на рецензию редактору и получила отказ по причине того, что на прошлой неделе они уже приняли одну книгу женщины писательницы. «Мы боремся против сексизма ночью, но днём продолжаем поддерживать его»,- жалуется Бидиса. Это действительно шокирует, что женщины постоянно оказываются в отчуждённом положении «других».



Значение тела

Таким образом, наши умы не приветствуются. Но мир чрезмерно заинтересован в наших телах. Каким-то образом наши тела вышли на первый план, стали мишенью и были «украдены» (‘othered’) у нас самих. Тело, традиционно рассматриваемое как первичное, иррациональное, вульгарное, а в своей основе и пугающее, стало подчинённым уму, и здесь можно провести параллель с подчинением женщины в патриархате. В книге «Writing on the Body: Female Embodiment and Feminist Theory» (1997) Кэти Конбой, Надя Медина и Сара Стэнбари напоминают нам о Симоне де Бовуар, которая отметила, что «разделения на я/другой, мужчина/женщина, ум/тело являются основой для всех бинарных оппозиций укоренённых в западной культуре». Капитализм к тому же усугубляет это, отдавая предпочтение более образованным умам, нежели физической активности рабочего и даёт одним возможность контролировать и эксплуатировать других.
Считается, что женщины больше ограничены в своей телесности (embodiment), чем мужчины. Тот факт что у женщины есть менструация, что она может родить ребёнка и кормить его грудью, означает, что она очень тесно связана с физическим опытом своего тела. Поэтому, принимает ли женщина решение иметь детей или нет, её репродуктивная функция всегда будет и физически, и эмоционально важным аспектом её жизни. Тем не менее, западный мир (и таким образом рабочая среда) стремится рассматривать этот факт как фундаментальное ограничение потенциала женщины, что не позволяет ей стать полноценным членом общества. Закон о равной оплате труда и закон дискриминации в Великобритании не являются достаточно эффективными, чтобы предотвратить риск для карьеры женщины, которая планирует отправиться в декретный отпуск. Сама возможность прерывания работы из-за декретного отпуска может негативно повлиять на её карьеру. Хотя работодатели по закону лишены возможности спрашивать женщину прямо на интервью, собирается ли она забеременеть, хорошо известно, что это главная причина почему наниматели предпочитают подписывать долгосрочные контракты с мужчинами. «Женщины не должны быть наказаны за то, что они могут родить детей», - сказала Анна Форд и многозначительно спросила: "Чьих детей они рожают?" Да, у многих женщин есть дети. Да, это большой опыт и нагрузка на организм. Да, это изменит отношение вашей души с вашим телом - радикально на краткий период и мягче в долгосрочной перспективе. Но означает ли это, что мы менее полезны, чем мужчины? Только в обществе, которое не в состоянии признать и поддержать этот опыт в рамках соответствующих социальных и экономических структур, а вместо этого вооружено нравственностью, которая не ценит равенство и различия.
Весь, кажущийся бесконечным, период беременности, родов, а затем ухода за ребенком потребовал больше слепой веры, мужества, трудолюбия, ответственности и самоотверженности, чем я когда-либо переживала. Это навсегда изменило меня, и теперь у меня есть новая ценная перспектива, которая не принижает меня. Я стала более обоснованной, целенаправленной и отзывчивой, чем когда-либо. У меня стало меньше времени, но я меньше трачу его на нерешительность и сомнения. Я бы даже сказала, что сейчас я могу дать миру больше, чем раньше, по крайнее мере что-то более значимое. Матери обладают принципиально иным взглядом на жизнь, человечество и общество. Также и отцы, хотя общество признает положительные стороны отцовства только при условии существования матери или кого-то другого в качестве удобной «подушки безопасности» между ребёнком и работой. Поэтому и существует столько мужчин-политиков, которым отцовство помогло в строительстве успешной карьеры. А сколько женщин-политиков смогли позволить себе стать матерями на пути к власти? Сара Палин. В Великобритании работодатели полагают, что матери (и другие женщины, которые являются потенциальными матерями или даже бездетными) будут чувствовать себя менее мотивационными и приверженными своей работе, чем мужчины, а потом ещё и забеременеют. Даже если бы это было и так, хотя по личному опыту я знаю, что так быть не можен, работодатели должны были бы относиться к женщинам более справедливо во всех областях.
Женщины оказались заперты в своём теле больше, чем мужчины, но благодаря этому они могут быть с ним более взаимосвязаны, в результате родов и подчинения патриархальной, капиталистической культуре, которая делает их объектами. Само тело было традиционно феминизировано в западной культуре, но многие исследования в области феноменологии, психологии, лингвистики и неврологии радикально опровергли картезианский дуализм и открыли то, что инстинкт, «альтернативная» медицина и образ мышления уже давно знали: насколько фундаментально взаимосвязаны и взаимозависимы ум и тело. Джонсон и Лакофф в своей книге «Philosophy in the Flesh: The Embodied Mind and Its Challenge to Western Thought» (1999), а также в нескольких последующих работах исследуют фундаментальное значение телесного опыта в создании смысла. Они пишут: «Разум не бестелесен, как традиционно принято считать, он появляется из природы нашего мозга, тела и телесного опыта [...] Разум, даже в своей абстрактной форме, больше использует, нежели преодолевает нашу животную природу». Сейчас у женщин есть реальная возможность вернуть себе богатую территорию собственного тела.
Как хореограф, я имею дело с тем процессом, который помогает раскрыть и передать мудрость и чувства, мысли и богатство знаний о человеческом организме по отношению к нашему миру. Я также борюсь с моральным балластом существенных снисхождений, стыда и деградации искусства, которые вращаются вокруг тела. Как мать, я могу говорить об изменении своего отношения к собственному телу и обществу в целом, оно стало намного более глубоким. Теперь у меня есть новое понимание анатомического строения своего таза и его отношение с силой тяжести, которая влияет на моё восприятие окружающего пространства. Мое тело выглядит по-другому и является менее коммерчески эксплуатируемым, чем скорее всего было до рождения моего ребенка, но теперь оно движется осмысленно и реально. В своей повседневной жизни матери я гораздо больше взаимодействую с обществом, в котором люди разделяются по возрасту, культуре и классу. Как женщина, я в ужасе от того, какое количество времени, сил и денег мы должны тратить на своё тело по объективным причинам, вместо того, чтобы использовать свою мудрость и субъективное восприятие, чтобы идти на встречу с окружающим нас миром и вести с ним переговоры. Как феминистка я борюсь за право эффективно функционировать в обществе и стремлюсь найти способы действительно понять женский опыт телесности. Тело — это не оболочка или маска, но сам мир, плоть и кости, эмоциональное прошлое и настоящее, сама сущность человека. Исследуя и активируя его перцептивные способности на клеточном уровне, изучая его отношение к силе притяжения и пространству, а также его уважение к другим людям, мы создадим новое пространство для присутствия, действия, совещаний, переговоров и выбора. Танец и другие виды подобных практик являются новыми языками - визуальными, пространственными, эмпирическими - которые могут принести непосредственную пользу феминизму и понятию пост-капитализма, в котором искусство играет важную роль.


Иллюзия «обладать всем»

Нина Пауер утверждает, что мы вышли за пределы объективации и оказались настолько пронизанными «истинным ужасом современного мира», что «нет назад пути нет». Я понимаю точку зрения Пауер, но не до конца с ней согласна. Я до сих пор чувствую объективацию как нападение на что-то внутренние и невидимое, и чувствую, что исследования моей телесности является неким ключом к сохранению субъективности в этой борьбе. Тело, с его инстинктами и сознанием, по-прежнему является относительно неисследованной территорией, хотя капитализм и чудовищно вмешивается в формирование тела — увеличивает его фаст-фудом и уменьшает диетами и пластической хирургией — тем не менее всё это относительно беспомощно против человека, который имеет реальное знание о своём теле, знает, что ему нужно и что оно может сказать. Глубоко осознанное и живое тело более защищено и самоутверждено. Нина Пауер выражает недовольство по поводу того, что женщины поддались некой бессмысленной иллюзии, что они могут «обладать всем». Она отметила, что мы находимся в постоянном ожидании времени, когда у нас будет «карьера, дети, отличная сексуальная жизнь, квартира и мужчина. Но никто не может «обладать всем». Это иллюзия, миф. По-настоящему обладать всем этим — значит жить вне этой иллюзии. Здесь я полностью согласна с ней, и твердо верю, что чуткое восприятие своего телесного "я" является ключевым моментом, который позволит жить во вне.
Перфоманс Shop Window являлся возможно неловкой, но искренней попыткой утвердить реальность живого тела - отличного от других тел, личного, активного - в живом взаимодействии с другими людьми, в то время, когда мы находимся под ужасающим влиянием консьюмеризма, комодификации, гендерной поляризации и т.д. Люди были приглашены подойти ближе и наблюдать за нами, через некоторое время им были даны камеры (и мужчинам, и женщинам) для того, чтобы они сознательно зафиксировали связь между настоящим и сконструированным образом. Напряжённость была порой мучительна. Многие зрительницы, многие из которых являлись читательницами Elle, рассказали, что они почувствовали облегчение, когда сознательно встретились с тем, что было скрыто, но повсеместно в их повседневной жизни. Естественно, нас также фотографировали и на личные фотокамеры и я до сих пор не знаю, для каких целей были использованы снимки, остаётся только стараться не думать об этом. Сейчас я серьёзно думаю над тем, чтобы повторить этот перфоманс, но в парандже.
Культура мейнстрима, поддерживаемая рекламной индустрией, рассматривает нас в качестве сексуальных объектов. Капитализм рассматривает нас в качестве дешёвой рабочей силы, которую можно эксплуатировать, но которая будет оставаться благодарной за возможность работать. Мораль среднего класса видит нас в качестве провокационных шлюх. Мы бессильны и не можем проникнуть в систему и функционировать в ней, мы критикуем самих себя и не в состоянии поддерживать друг друга. Мы сталкиваемся с совершенно иным набором проблем, чем сорок лет назад, во время последней волны действительно эффективной феминистской деятельности. Социальные структуры и гендерные ожидания во многом более тонкие и более сложные, чем в 50-х и 60-х, и, следовательно, их более трудно выявить и сопротивляться им. Ясно, что второй раунд феминистских исследований путей функционирования нас как сообщества - необходим и неизбежен. «Если феминизм воспользуется этой возможностью, чтобы избавиться от своего империалистического и консьюмеристского блеска, который ему сейчас присущ, он сможет снова сосредоточиться главным образом на своих преобразующих политических требованиях», - заключает Нина Пауер в «One Dimensional Woman». Я хотела бы добавить к этому, что если феминизм сможет поднять вопрос телесности в рамках западной культуры и присоединится к движению за восстановление превосходства ума, то это приведёт к позитивным изменениям для человечества в целом и в частности для возможностей женщин в этом мире.

01.02.2010