Фронт без линии фронта

Илья Плеханов – создатель и главный редактор альманаха «Искусство войны», благодаря которому, во многом, осуществился выпуск Umelec 1/2009. Выпускник Факультета экономики и информационных систем Университета Нового Южного Уэльса (Сидней, Австралия). Позже окончил Институт Стран Азии и Африки по специальности историк-японист. В 1991 – 95 был непосредственным участником войны в Югославии. Литературная деятельность Ильи Плеханова не ограничивается альманахом и публикациями в различных военных и аналитических изданиях; его стихи и переводы с английского, японского и сербского языков выходят отдельными поэтическими сборниками. Почетный гражданин города Амадия (Ирак).

Сейчас мы представляем два материала, подготовленных Ильей специально для Umelec – по горячим следам событий в Киргизстане, где автор провел несколько дней в самый разгар этнического конфликта; и «по холодным следам» событий в Ираке.


Этнический конфликт без линии фронта особенно тяжёл. Вернее, линия фронта есть – она ты сам. Не надо никуда приходить и искать привязку к местности. Достаточно заглянуть в зеркало или представить черты своего лица. И вокруг тысячи и тысячи таких же людей и каждый всматривается в тебя с подозрением: кто ты? Ты тоже смотришь в ответ, чтобы понять, будут тебя сейчас убивать или нет. И решаешь для себя тоже, кем быть сейчас, сию секунду: убийцей, палачом, беженцем, спасителем, человеком или зверем. Бесконечная вереница ситуаций, - когда выбираешь не умом, а сердцем, ставишь на проверку всё, что заложено в тебя Богом, семьей и обществом, - раздёргивает людей, расшатывает им хребет. Доводит их до края, за линию. Люди проявляют свою истинную сущность. В этническом конфликте ты изначально одинок, более чем когда-либо, более чем солдат армии или гражданин государства. У тебя нет поддержки никаких институтов общества. Есть твоя кровь и твоё настоящее лицо. Пока не сделал выбор. А потом тебя понесёт, или тебя убьют, или тебе повезёт выжить. Надо лишь решить, что ты делаешь здесь и сейчас на своей линии фронта этнической войны.

Этот конфликт не был исключением. Очень многие говорили на этой войне, что открыли для себя много нового в людях, что и не подозревали, кто есть кто. Чего стоят лидеры, соседи, крикуны или скромные молчуны. Чего стоишь ты сам. Высота и низость. Кто-то даже умудрялся чередовать эти два свойства духа. Даже так.

На этой войне люди выбирали. Мы это видели.

15.06.2010. Бишкек: сожженные дома, баррикады, беженцы, бандиты

Первое, что поражает прилетающего в международный аэропорт Манас, — количество американских самолетов на бетонке. Военные самолеты US Airforce. Их больше половины. Мрачного грязно-зеленого цвета. Их вид сразу настраивает на серьезный лад. Утренний Бишкек пустынен, людей и машин практически нет. Над городом белеют потрясающей красоты вершины гор.

Ни о какой войне или убийствах и думать не хочется, но первые же разговоры с местными жителями и вид нескольких сожженных домов возвращают в человеческую реальность. Один из сожженных — бывший дом Бакиева. Теперь в нем живут инвалиды, охраняют от мародеров. По улицам то там, то сям попадаются разграбленные магазины и кафе. Проехали мимо дома молодой жены Бакиева. Дом по местным меркам похож на дворец.

Машина везет нас мимо посольства Беларуси. Когда Батька Лукашенко приютил свергнутого президента, посольство срочно эвакуировали и заколотили двери.

Следы перестрелок видны на прутьях ограды Дома правительства. Люди ходят и щупают пулевые отверстия руками, фотографируют их на мобильные. Всё молча. Пулевые отверстия видны и со стороны Дома правительства, и с противоположной. Но из дома явно стреляли больше. По количеству дырок в железе можно сказать, что огонь был высокой плотности. Некоторые секции ограды выгорели. Из Дома выносят мусор, штукатурят, меняют окна. Один этаж разрушен почти полностью.

В Бишкеке говорят о 2000 убитых узбеков и заваленных трупами улицах. Все ждут эскалации насилия. Из Оша приходят новости о сожженных кафе и домах, об отрезанных руках. Город сожжен наполовину, нет воды. Села вокруг сидят в осаде, никого не впускают.

О семье Бакиева говорят много. Только плохое. При его правлении наркобароны открыто разъезжали на джипах по городу и куролесили. При его правлении частный бизнес отнимали в пользу «семьи».

Мне всё это очень напоминает Ирак. Диктатура Хусейна и видимость спокойствия и стабильности — затем свержение режима, исчезновение диктатора, страна в пучине хаоса.

На удивление, в Бишкеке нет этнической розни, я не слышал ни слова ненависти к какой-либо национальности. Все обвиняют только бакиевских провокаторов.

И город, и страна ждут помощи. По словам местных жителей, через месяц бездействия Бишкек постигнет участь Оша. По словам политиков, через месяц вся Киргизия превратится в огромную территорию смерти. Чем дольше длится конфликт, тем больше проявляют себя деструктивные силы, включая исламских радикалов. Слишком много крови проливается каждый день, всё труднее становится забыть происходящее.

18.06.2010. Ош: терять узбекам нечего

Все, что я написал из Бишкека, кажется мне теперь дурным сном. Я в Оше. Я был на многих войнах, но то, что я увидел здесь, сравнить не с чем. Уровень разрушения немыслим. Оружие XXI века не самолеты и бомбы, а мужик с дубиной с гвоздями и ножом на конце. Узбекские кварталы не то что разрушены, а размолочены в труху. Нет живого квадратного сантиметра. Сожжены школы, больницы, дома, даже одна мечеть. Все, абсолютно все. На все это страшно смотреть. У меня только одна ассоциация в голове — Ош похож на Хиросиму.

Если брать сегодняшний день, то ситуация такая. Узбеки сидят в своих забаррикадированных кварталах и не выходят оттуда ни под каким предлогом. Народ дуреет, копит ненависть, зализывает раны, показывает журналистам ужасы и хоронит. В самом городе только киргизы, ничто не работает, нет никакой власти, периодически стреляют, много гражданских с автоматами, много людей в форме и постоянно прибывают киргизы со всей страны, что дает повод предположить, что худшее впереди. Вода и электричество есть. И все.

Русских не трогают. Вся война — это конфликт между киргизами и узбеками. В узбекских кварталах остались одни мужчины, всех женщин и детей они отправили в Узбекистан. Я был на границе. КПП — это вырытый лаз под забором. На той стороне два узбекских озлобленных солдата. Принимают только тяжело раненых. Остальные беженцы живут у границы, но людей там тысячи полторы. У них нет толком еды и медикаментов. Люди в страшном стрессе. Это граница. Нет никаких международных организаций. Вообще никого.

Самая главная проблема — это заложники. Вернее, люди, которые оказались в чужом этническом квартале. Надо отдать должное журналистам, которые выполняют несвойственные им функции, они под своими корочками вывозят узбеков из киргизских кварталов на глазах толпы. Спасают детей и женщин, которые пять-шесть дней живут в квартирах, ничего не едят и боятся всего. Таких людей 300-400. Их надо реально спасать. Или они умрут, или их убьют.

В узбекских кварталах до сих пор можно увидеть скелеты сгоревших людей. После комендантского часа (6 вечера) в городе становится по-настоящему страшно. По улицам бродит множество непонятных людей с оружием, среди которых нередко попадаются и пьяные с автоматами, постоянно слышны выстрелы.

Так, день рождения у меня начинался в первые часы ночи 17-го июня на одной лавке с очень уставшим и пьющим пиво киргизским военным. По ходу нашей беседы он раздражался на меня всё больше, дергал затвор и снимал предохранитель у своего автомата. Очень удивился, когда я напрямую его спросил, зачем он так делает при беседе.

Другая проблема — блокпосты. На них местные ополченцы, озлобленная агрессивная молодежь в масках. Наставляют на людей стволы и ведут себя нагло. Узбеков хватают и увозят в неизвестном направлении. Люди пропадают. Если нет документов, сразу хватают и увозят. О расстрелах пока не слышно.

В целом люди пока еще в шоке от произошедшего. Никто не знает, что делать. Узбеки сидят в своих гетто, киргизы прибывают и вооружаются. Баррикады поражают масштабами, как и количеством выбоин от пуль и снарядов. Много молоковозов, сожженных машин, поваленных деревьев. Над городом летают вертолеты и сбрасывают листовки с призывами к миру. От вертолетов люди в страхе жмутся к стенам, ожидая залп. В городе полное безвластие, но армия и милиция пытаются взять власть в руки.

По моим ощущениям, скоро полыхнет по новой. Людей с оружием все больше, и с каждым днем они становятся более нервными и озлобленными.

Все просят помощи от России, умоляют ввести солдат и дать узбекам шанс на передвижения, еду и жизнь.

На самом деле творится полный кошмар. На рынке, проезжая мимо, я чуть не словил пулю, но через два часа вдруг видел по телевизору Киргизии, что оказывается, по их мнению, в Оше жизнь налаживается, и люди спокойно гуляют по улицам. Это полный бред и вранье. Людей мало, запах гари и копоти стоит над землей, рано или поздно узбекские кварталы пойдут на прорыв блокады или их уничтожат. Терять узбекам нечего.

22.06.2010: Ош во власти страха - обобщение нескольких дней

Ночью в забаррикадированном узбекском квартале (в махале), под пения муэдзина, мы слушали, как дантист-татарин рассказывал, что зубная боль и профессия дантиста вне политики и национальности, как к нему приходят в один и тот же кабинет враждующие между собой лидеры различных движений и лечатся. Вроде, все как люди. Слушаем.

Проходит пару часов, не спится перед вылетом на юг Киргизии. Раздается звонок моего мобильного. В полной тишине я слышу голос девушки из Москвы, она говорит, что нашему проводнику по селам вокруг Оша отрезали голову. Отдаю трубку товарищу, Аркадию, с которым мы полетели сюда, он слушает подробности. Мыслей никаких нет на тот момент. Противный холодок разливается по спине. Отмечаю, что в абсолютно безоблачном небе почему-то совсем нет звезд. Позже, гибель проводника, сотрудника МВД, и его водителя, подтвердят в Оше.

В Бишкеке нам пришлось давать взятку, чтобы вылететь в Ош. Уехать мы не могли, конвои ушли, а часть колонн на Джелалабад просто отменили из-за обстрелов дороги. В аэропорту за 20 минут до вылета для нас разыграли целое представление, что билетов нет, что бронь нашу продали. Хотя бланки без имен лежали прямо под носом. Закупленную нами гуманитарку (две упаковки обычной воды в хлюпких целлофановых пакетах), тушенку и сигареты отказались принимать в ручную кладь, хотя нехитрая поклажа могла рассыпаться в багажном отсеке. «Для вас же везём!» - не возымело эффекта. Русская девушка, летевшая в Ош к родне наверняка с похожим грузом, была вынуждена переплачивать за перевес, хотя мы дали добро на перерегистрацию веса на нас. Девушка кричала, чуть не сорвалась на слезы, но выдержала. Люди на таможне были непреклонны. Настроение становится просто поганым.

could be cut – but this part is very important for author
Но уже через час после вылета из Бишкека на юг мы встречаем коменданта аэропорта горда Ош Виссариона Алексеевича Кима. Считаю, что необходимо ходатайствовать о представлении Виссариона Алексеевича Кима к награде. Посреди хаоса эвакуации, бегающих людей, вооруженных дробовиками и автоматами мутных личностей, моющихся в туалетных раковинах озлобленных и отчаявшихся беженцев, он четко, рублено отдает приказ за приказом, спокойно и уверенно руководит людьми, умудряясь выкроить минуту и дать нам свой телефон, и ответить на вопросы мигом скопившихся вокруг него людей. На моих глазах он организовывает выделение драгоценной воды и хлеба для туркменских студентов, которые уже много суток безвылазно сидят в аэропорте. Туркменского борта пока за ними так и нет. В это же самое время своих граждан эвакуирует Турция, был китайский самолет, а в борт российского МЧС оперативно запускают женщин и детей. Приказания коменданта беспрекословно исполняют два-три человека из охраны аэропорта. Прибывают новые автобусы с беженцами. Я смотрю в глаза коменданту и вижу, что он смертельно устал, что, скорее всего не спал несколько суток, слышу, что он уже охрип, но вижу и то, что он делает свою работу, он в своей стихии, его ведомство работает, спасает людей без оглядки на национальность. Работает созданная им команда по разгрузке гуманитарки. Виссарион Алексеевич просит взять на борт больше женщин у командира самолета. Тот, извиняясь, отвечает, что уже перегруз, что опасно лететь. По решению коменданта на уходящие в следующие дни борта сажают и вымотанных ошалевших российских журналистов, только благодаря ему, мы и сами с Аркадием в итоге чудом улетим из Оша дипломатическим бортом ООН. На выходе мы спросим представителя ООН, что будет предприниматься организацией, на что тот совершенно спокойно ответит: «Ничего. От Правительства Киргизии не было ни одного официального обращения о помощи».

Мы ждем машины, которая должна придти за нами от начальника УВД Ошской области Омурбека Суваналиева. Пока ждем, я рассматриваю слоняющихся и сидящих на БТР солдат и каких-то ополченцев. Если солдаты на БТР похожи на армию, то остальные одеты и вооружены, кто во что горазд. Держат оружие в руках нагло и в то же время пугливо. У всех палец на скобе. Люди в тренировочных штанах и в шлепанцах волочат за дуло автоматы. Мужик, полностью одетый в бундесверовский камуфляж, не может закрепить на голове шлем, и дергано направляет на людей автомат. Всё выглядит сюрреалистично. Запах гари чувствуется даже здесь, в аэропорте. Сотня вооруженных людей и человек 500 беженцев напоминают кочевое становье в поле.

Подлетает наша машина, милицейская буханка. Мы запрыгиваем в обезьянник сзади за решётку и так и едем в Ош. В город мы въехали в клетке. Автоматчики выставили стволы в окна, несемся на скорости мимо узбекских сёл. Вижу первые следы и масштабы разрушения. Начинаю понимать, что это только начало того, что предстоит увидеть. Милиционерам раздаем воду и задаем первые вопросы. С чего всё пошло, что тут происходит. Нам озвучивают первую версию, кто виноват, по их мнению. Вода и сигареты сделали для нас много в эту поездку, разговорили многих людей. Лучший бакшиш на войне. 2 банки тушенки, правда, съели сами – единственная еда за 2 дня.

Чуть позже станет ясно, что власти как таковой в городе всё же пока нет, несмотря на обилие прибывающих военных. По домам сидит много людей, оказавшихся заложниками ситуации. Сидят тихо в своих квартирах в чужих кварталах. Соседи их не выдают. Я переспрашиваю, сколько таких. Омурбек называет цифру в несколько сотен. Одна из важнейших задач – вытащить таких людей. Чуть позже мы увидим сами таких людей, киргизов и русских, которые не выдали погромщикам своих соседей-узбеков.

Тут же просим вытащить одного узбека из киргизского квартала. Он просит у моего друга, Аркадия, журналиста, о помощи по телефону ещё с утра. Омурбек, надо отдать должное, тут же отдает приказ выделить нам машину и группу спецназа. По лицам солдат видно, что грядущая операция не очень-то им и нравится. Прыгаем в машину и летим по Ошу. Здесь уже видны разрушения в полный рост. Улицы сожжены, забаррикадированы, дома разрушены. Запах гари уже становится привычным и на много дней останется у меня единственным в системе обоняния. С трудом верю своим глазам, что вижу на улицах.

Командир группы объясняет, что вывозить узбеков им трудно, так как сами местные киргизы недовольны таким спасением из их кварталов, и можно вполне попасть под раздачу своих же единокровных. Другая большая проблема – как и кому отдавать спасенных. Никакой процедуры нет, каждый раз это рискованная импровизация.

Машина влетает в киргизский квартал, солдаты орут прохожим, чтобы расступались. Люди в страхе шарахаются. Находим дом, высыпаемся горохом, бежим, ошибаемся подъездом. Из окон в шоке уже смотрят соседи. Какая-то бабушка называет квартиру, я размахиваю корочкой, ору, что мы - пресса, и что приехали спасти человека. Врываемся в подъезд. Бойцы убегают на последний этаж, я остаюсь с замыкающим, как вдруг открывается квартира на первом этаже. Боец заученно направляет туда автомат, и ствол почти упирается в лицо русской старушке. Бабушка произносит с искренним удивлением: «Сынок, ты меня, что ли, убивать пришел?». Опять ору, что мы – пресса, и успокаиваю бабушку. Наверху слышу движение и крики спецназа. В первую секунду думаю плохое, бегу наверх. Там уже открыта квартира, стоит мужик, белый как мел, и смотрит на вооруженных людей. Ему что-то говорит мой напарник из Москвы. Вдруг из квартиры выводят женщин! Только этого не хватало. Спецура приказывает им намотать на лица тряпки. Людей уводят. Последней рядом со мной стоит женщина. Она не может закрыть дверь. Роняет ключи, не попадает в скважину, ещё раз. Она думает, что её и её семью увозят на расстрел. Выбегаем, несемся, как угорелые, в машину, людей затаскивают в кузов лицом вниз. Всё под крики. С визгом шин стартуем. И почти сразу напарываемся на блокпост киргизов, в нашу сторону идут люди с арматурой. Командир спецназа что-то кричит им воинственно-приветственное, и толпа весело кричит в ответ, поднимает прутья и кулаки вверх. Спасенную семью закутывают в полиэтиленовую плетку, которая нашлась в грузовике. Чтобы голову просто не поднимали. Поворачиваюсь и вижу лицо девочки перед тем, как оно уйдет под пленку. Она прощается с миром и смотрит уже отрешенно на небо. Выехали из квартала.

Впрочем, через 5 минут адреналин снова зашкаливает. «Внимание! Собрались! Узбекский район!» - кричит командир группы спецназа. Народ опять ощеривается стволами. Залетаем в полностью безжизненный район. Ни человека. Тишина. Высотное разбитое здание слева. «Могут быть снайперы! Смотреть! Открывать огонь на поражение при движении!». Должна состояться передача семьи узбекской стороне. Тормозим и садимся на корточки за машиной. Здание нас беспокоит. Семью ставят у стены. Атмосфера накаляется. Аркадий предлагает выйти, как журналист, и открыто передать людей узбекам. Кто-то из солдат говорит, что всю группу сразу тогда завалят. Командир встает в полный рост и идет куда-то за угол здания, к которому мы прижались. Слышу, как приказывает валить семью, если его убьют. Люди у стены стоят уже как мертвые. Им уже как будто всё равно. Команда «Отпускай» и почти в это же время в здании напротив видно движение. Бежит человек. Огня никто не открывает. Группа и мы прыгаем в машину и под крики солдат и лязганье оружия вылетае

01.01.2011